«Сталин был один из самых образованных лидеров государства за всю историю человечества»

— Евгений Юрьевич, сегодня, в день 70-й годовщины со смерти Сталина, мне бы хотелось начать беседу со сталинского отношения к религии. Религия и смерть, как известно, связаны между собой. Можем ли мы говорить о том, что Сталин неслучайно в годы Великой Отечественной войны восстановил в правах сначала православие, а затем ислам и буддизм? Ведь если бы он этого не сделал, его соратникам вряд ли бы пришло в голову возиться с этим вопросом. Значит, это была его личная позиция?

— Это была не только личная позиция Сталина, но и некоторых других членов Политбюро, в частности, Михаила Калинина. Несмотря на то, что Калинин, Молотов, Ворошилов и другие были выходцами из старообрядческих анклавов, они поддержали Сталина в этом вопросе. При этом изначальный политический посыл восстановления института патриаршества в РПЦ во многом был связан не с этими личными мотивами, а с тем, что немцы на оккупированных ими территориях решили поиграть на чувствах верующих. Для укрепления своей власти они дали добро на открытие там приходов РПЗЦ (Русской православной зарубежной церкви), которая по своей сути была власовской церковью и ориентировала собственных священнослужителей на то, чтобы петь осанну гитлеровским оккупантам и произносить здравицы Адольфу Гитлеру. Учитывая тот факт, что население захваченных советских территорий в большинстве своем продолжало придерживаться религиозных взглядов, нацисты полагали, что это вполне эффективный способ промывания мозгов и борьбы за души людей. И вот для того, чтобы перехватить инициативу противника и закрыть эту образовавшуюся лакуну, Сталин решился пойти на воссоздание патриаршества.

Что касается буддизма и ислама, то здесь советское руководство действовало в той же логике. Вернув права православной церкви, нельзя было оставить без внимания другие конфессии и другие народов. Плюс следует иметь в виду, что в годы войны в состав Советского Союза вошла республика Тува, где традиционно исповедовали буддизм. Поэтому, чтобы не создавать излишнего напряжения среди тувинцев, которые могли опасаться, что вхождение в СССР может сказаться на их возможности отправлять национальные религиозные культы, Сталин разрешил открыть Иволгинский и Агинский буддийские дацаны в Бурятии. Каких-то иных мотивов у него не было.

Хотя следует иметь в виду, что с самых первых дней Великой Отечественной войны Русская православная церковь заняла патриотическую позицию. 22 июня, ещё до первого «военного» выступления Иосифа Сталина местоблюститель патриаршего престола, митрополит Сергий Старогородский обратился с воззванием к «пастырям и пасомым Христовой православной церкви», в котором благословил «всех православных на защиту священных границ нашей Родины» и призвал каждого на своем участке сделать все возможное для победы над оккупантами. Кроме того, церковь приняла активное участие в сборе средств для нужд Красной армии, профинансировала создание танковой колонны и авиационной эскадрильи (всего было собрано около 200 млн рублей — прим. ред.).

— Денежные средства и гумпомощь для фронта активно собирали и национальные республики. Кроме того, в боях превосходно проявили себя татары (называют около 500 человек, получивших звание героев Советского Союза), казахи, якуты и прочие народы, а, скажем, бурятские снайперы вообще стали фронтовой легендой и могли повлиять на сталинские решения либерализовать религиозную политику.

— Да, это так. Впрочем, в роли снайперов прославились не только буряты, но и якуты, да ещё много кто из числа народов Севера, Сибири и Дальнего Востока, для которых охота была привычной формой бытия. Снайперское искусство впитывалось этими людьми с молоком матери. Как правило, такие охотники умели с большого расстояния попасть в глаз белки, чтобы не попортить шкурку.

— А могли ли быть у Сталина личные мотивы как у бывшего семинариста для восстановления патриаршества?

— Мне трудно что-либо сказать об этом однозначно. Когда начинают рассуждать о личных мотивах, это все гадание на кофейной гуще. Мы, историки, должны опираться в своих выводах и конструкциях, прежде всего, на исторические источники. А когда начинают рыться в духовной составляющей того или иного человека, это не более чем предположения, которые подтвердить или опровергнуть никоим образом нельзя.

Впрочем, здесь я хочу отметить, что у нас до сих пор распространено представление, что Сталин был каким-то необразованным человеком и что он, по сути, никакого учебного заведения толком не закончил. Это ложное представление. Иосиф Сталин семинарию закончил и поступил на учебу в Духовную академию, откуда действительно ушел до окончания срока. Говоря современным языком или даже языком советской эпохи, это незаконченное высшее образование. А с учётом того, что Сталин постоянно занимался самообразованием, читал огромное количество литературы из самых разных сфер и областей знания, то можно сказать с уверенностью, что это был один из самых образованных лидеров государства за всю историю человечества. Его личная библиотека в Кремле и на ближней даче в Кунцево составляла более 20 тысяч томов. Причем, это были не книги для антуража и украшения интерьера — все эти тома он читал и не по одному разу, они полны его закладок и карандашных заметок. Существует даже специальная диссертация, посвященная библиотеке Сталина и кругу его чтения — она была защищена ещё в 1990-е годы, и хорошо демонстрирует, что читал Сталин и как. Пометки и замечания на полях очень для него характерны. Кроме того, он неоднократно перечитывал те произведения, которые представлялись ему наиболее крупными и важными. Это говорит о необыкновенной разносторонности его интересов. Он неплохо разбирался не только в гуманитарных науках (истории, философии, политэкономии и пр.), но и в вопросах естествознания, точных наук, химии, физики и так далее.

«Вождь довольно скептически и иронически относился к собственному культу»

— Люди, лично знавшие «вождя народов», неоднократно подчеркивали, что в повседневном быту он был очень скромен и неприхотлив. Более того, по своей природе он были ироничен и остер на язык, и относился с долей самоиронии даже к самому себе. Но зачем, скажите, умному, ироничному и скромному человеку такое количество прижизненных памятников и гигантских портретов? Зачем было нужно все то, что Хрущев позднее охарактеризовал как культ личности? Таким вопросом, в частности, задавался поэт Константин Симонов в книге «Глазами человека моего поколения».

— Здесь надо иметь ввиду, что Симонов это, так сказать, представитель творческой интеллигенции, а они зачастую задают сами себе глупые вопросы, ответы на которые лежат на поверхности. Это первое. Второе: Сталин прекрасно понимал, что он и его образ, созданный советской пропагандой — это всё-таки разные вещи. С учётом же исторического опыта нашей страны, особенно предшествующих 200 лет, когда Россия была империей, а сама империя ассоциировалась прежде всего с личностью императора или императрицы, Сталин понимал, что его культ как правителя будет неизбежен. Ведь до него почти такой же культ успел сложиться вокруг Ленина. Ведь почему, собственно говоря, Ленин был упокоен на Красной площади в специальном мавзолее, а не где-то в обычной могиле на каком-то кладбище? Дело в том, что уже в 1924 году это было невозможно сделать, поскольку к тому времени фигура вождя пролетарской революции была обожествлена самим народом — причем, в прямом смысле. Даже советская пропаганда не прилагала к этому особых усилий, поскольку образ Ленина был естественным образом мифологизирован в народном сознании и превратился в своего рода идола. Сталин улавливал и понимал эти настроения, он прекрасно осознавал, что советскому народу нужен вождь, нужна фигура общегосударственного масштаба, которая соответствовала бы массовому представлению о нем. Поэтому не случайно люди шли в атаку со словами: «За Родину, за Сталина!» Это не выражение личной преданности вождю или его обожествления как личности. Это тот символ единения, ради которого советский народ готов был жертвовать всем, в том числе и жизнью, чтобы добиться решающей победы.

Между прочим, Сталин довольно скептически и иронически относился к собственному культу и к тем, прямо скажем, дурацким попыткам превратить его в живое божество. Он откровенно подсмеивался над многими деятелями агитпропа, главными редакторами разных партийных изданий, которые топорно и глупо пытались это сделать. Но при этом он резко не выступал против культа, поскольку понимал, что свято место пусто не бывает. Что эта ниша должна быть в обязательном порядке заполнена, поскольку такова психология самого народа — прежде всего, русского. И Сталин, будучи мудрым человеком, смирился с этим обстоятельством.

Однако то, что потом Хрущев вложил в понятие «культа личности», изобразив Сталина как диктатора, которого все боялись и который залил всю страну кровью, к реальному сталинскому культу вообще никакого отношения не имеет.

— Одно из кинематографических свидетельств сталинского культа — фильм «Падение Берлина» 1949 года, где в финале Сталин прилетает в побежденную столицу Германии на большом величественном самолёте, приземляется прямо перед Рейхстагом и приветственно машет толпам восторженного народа. Но ведь тогда прошло всего 4 года с окончания войны, и все фронтовики знали, что такого полета не было. Зачем была нужна такая откровенная сказка, когда имелось много реальных заслуг?

— Кстати, этот фильм Сталину не нравился. Кроме того, он не очень ценил актера Михаила Геловани (сыграл роль «вождя народов» в «Падении Берлина», а также ещё в нескольких советских картинах и театральных постановках — прим. ред.). Как артиста он гораздо больше ценил Алексея Дикого. Алексей Денисович оставил мемуары, где, в том числе, передал позицию Сталина по этому вопросу. Сам Дикий, в отличие от Геловани, говорил на чистом русском языке без акцента. Так вот, во время своей встречи с генсеком Дикий сказал: «Товарищ Сталин, я играю не вас, а тот образ, то представление, которое сложилось о вас в нашем народе». Иосиф Виссарионович похвалил его за это, потому что это была абсолютно правильный посыл.

Резюмируя: в недрах самого народа уже был создан мифологизированный образ Сталина. Да, это было подобие религии. Между прочим, когда говорят, что религия — это опиум для народа, тем самым извращают смысл цитаты Карла Маркса. Дословно у Маркса было так: «Религия — это вздох угнетенной твари, сердце бессердечного мира. …Религия есть опиум народа». То есть, это сильное обезболивающее, которое народ самостоятельно выработал за тысячелетия своего существования. Нужна какая-то тихая заводь, которая позволяла бы человеку общаться с высшими существами и просить у них помощи и поддержки в тяжёлые минуты жизни. Поэтому религиозные чувства исходят из самой глубины народного мировосприятия, а не из-за того, что кто-то навязал их. То же самое касается и сталинского культа. Это гораздо более глубокая философская проблема, нежели ее пытались представить наши либералы-реформаторы, и гносеология этого процесса совсем иная. Либералы любили говорить, что сталинский культ насаждался, причем, насильственно и топорно. Нет, конечно. А, если бы это было действительно так, то вы бы не увидели спустя десятилетия после смерти Сталина (а я это видел своими глазами) на лобовых стеклах автомобилей портреты генералиссимуса. Вы бы не увидели портреты Сталина в красном углу дома, на месте, где обычно помещались иконы. Например, у моего деда в квартире висело сталинское изображение. Я ещё был пацаном, и абсолютно не разбирался, кто это и зачем. Когда я приезжал к нему, он мне, случалось, рассказывал о том, кто изображен на портрете. Но по-настоящему я понял, почему дед хранил у себя образ Сталина, лишь спустя многие годы, когда повзрослел. При Сталине дед рос, мужал, начинал работать, воевал на фронте.

Почему, к примеру, не возникло такого же культа вокруг Никиты Хрущева и Леонида Брежнева, не говоря уже о последующих лидерах партии? Потому что это были фигуры другого масштаба. И попытки создать карикатурный культ того же Хрущева или Брежнева быстро потерпели фиаско.

— Как вы думаете, почему после смерти Сталина среди стран социалистического лагеря не нашлось практически никого, кроме Китая, кто бы сохранил верность памяти «отца народов»?

— А почему вы считаете, что этим отличился только Китай?

— Ну, можно причислить сюда еще и Албанию.

— И не только Албанию. Во многих социалистических странах было распространено преклонение перед Сталиным. На официальном уровне представители руководства этих стран могли говорить что угодно, лишь бы понравиться Москве. И это понятно: такова была установка, исходящая от «старшего брата». Во времена Хрущева, как известно, произошло развенчание культа личности, периодически возникали антисталинские истерии: сначала в 1956 году, затем в 57-м, 59-м и особенно в 1961-м. Более того, следовали прямые указания проводить антисталинскую пропаганду и в странах Восточной Европы — прежде всего. Только при Брежневе последовали попытки, условно говоря, реабилитации Сталина и исправления решений 20-го съезда партии, однако Леонид Ильич проявил нерешительность в этом вопросе. С одной стороны, он не хотел вносить раскол в ряды Политбюро, где нашлись люди, которые возражали против пересмотра отношения к Сталину, заданного Хрущёвым. К примеру, очень активно против сталинской реабилитации выступал Борис Пономарев, секретарь ЦК и зав. одним из Международных отделов ЦК (характерно, что его сводным племянником является признанный в РФ иноагентом Илья Пономарев, взявший на себя убийство Дарьи Дугиной, но еще ранее заочно осужденный московским судом и объявленный в международный розыск, — прим ред.). Пономарев вообще был убежденным антисталинистом — возможно, к этому примешивалось что-то личное. Кроме того, такие крупные партфункционеры как Андрей Кириленко, Николай Подгорный, Юрий Андропов тоже выступали против реабилитации Сталина. С другой стороны, если бы Брежнев взял четкий курс на реабилитацию Сталина, то очень сильно возбудилась бы наша творческая интеллигенция, в глазах которой «вождь народов» был преимущественно отрицательным персонажем. Причем, как я подозреваю, эти интеллигентские настроения очень сильно подогревались КГБ. Возьмём для примера две антисталинские «писульки», адресованные Брежневу — так называемое 'письмо 25-ти» (коллективное послание 25 деятелей советской культуры и науки о недопустимости частичной или косвенной реабилитации Сталина, написанное в 1966 году) и следом за ним «письмо 13-ти», выдержанное в том же духе. Кто их инициировал? Эрнст Генри. А кто это такой? Это давний деятель и агент Коминтерна, который затем стал учёным и писателем, но связи со спецслужбами не потерял. Тот же академик Андрей Сахаров, подписавший первое из упомянутых писем, в своих мемуарах совершенно правильно указал на то, что, по всей видимости, эта инициатива исходила от органов КГБ.

«Новочеркассцы вышли на демонстрацию, требуя отставки Хрущева и неся при этом портреты Сталина»

— Про нашу интеллигенцию все более-менее понятно. Но как же народ? Если культ Сталина при его жизни был распространен, прежде всего, в простом народе, то почему не было яркого сопротивления его развенчанию? Вспоминаются, впрочем, демонстрации в Тбилиси в 1956 году, начавшиеся как раз в третью годовщину смерти вождя 4–5 марта.

— Да, тбилисские события разворачивались под лозунгами «Пусть погибнут враги товарища Сталина!» Что касается других примеров, то зачем далеко ходить? Вспомните Новочеркасское события 1962 года!

— Насколько помню, там звучали призывы вроде «Вся власть Советам!»

— Дело не только в том, что люди требовали для Советов реальной власти. А в том, что новочеркассцы вышли на демонстрацию, требуя отставки Хрущева и неся при этом портреты Сталина, Ленина, Молотова и Булганина. Последние двое — сталинские соратники, пострадавшие от Никиты. Они, условно говоря, пали жертвами его скудоумия, и народ это запомнил.

— Значит, во время Новочеркасского расстрела пули, предназначенные рабочим, могли попасть и в портрет Сталина.

— Там не было никакого расстрела — не надо уподобляться западной пропаганде и играть по их крапленым картам. Никто не отдавал команды на расстрел людей, собравшихся на митинг в Новочеркасске — это была провокация со стороны самих протестующих. Когда рабочая демонстрация вышла из-под контроля ее организаторов, то часть манифестантов, находившихся, прямо скажем, в состоянии подпития, пошли захватывать не только горком партии, но и отделение милиции вместе с отделом КГБ. Там они вскрыли ружпарк, овладели оружием, и когда в город были введены части внутренних войск и простые армейские части, поставленные в оцепление вокруг захваченных отделов, случилась трагедия. Один из протестующих попытался выхватить автомат у солдата, а тот непроизвольно нажал на курок. Началась беспорядочная стрельба, вызванная именно этим обстоятельством, и в результате погибло несколько человек. Ещё несколько десятков было ранено. Но команды на расстрел демонстрации никто из съехавшихся в Новочеркасск партийных деятелей не отдавал — ни Анастас Микоян, ни Фрол Козлов (которого в шутку называли крон-принцем из-за того, что Хрущев прочил его себе в наследники), ни кто-либо другой. Поэтому представления горбачевской эпохи о том, что в Новочеркасске был предпринят сознательный расстрел рабочих, лживы. Во многом участники протеста сами были виноваты в том, что произошло.

— Когда в октябре 1952 года Сталин созвал 19-й съезд ВКП (б), на котором партию переименовали в КПСС, то по инициативе вождя был значительно расширен состав Президиума ЦК, в него были включены многие молодые коммунисты. Среди экспертов существует точка зрения, что Сталин хотел отодвинуть от власти старую партократию и вообще со временем передать всю полноту власти Советам. Могло ли у него быть такое намерение?

— Это неверная интерпретация событий съезда. Дело в том, что процесс передачи властных полномочий от партии к органам советской власти, к Совмину и к исполкомам местных Советов задумывался Сталиным ещё до войны. Это совершенно очевидно прослеживается из решений Пленума ЦК в феврале 1941 года (тогда тоже Сталин вел речь о «расширении круга людей, работающих в Политбюро). Более того, в феврале 1944 года Сталин, Жданов, Маленков и Хрущев как члены Политбюро (хотя Маленков в то время был лишь кандидатом, но неважно) внесли на рассмотрение накануне очередного Пленума ЦК, который, впрочем, так и не был созван, свою записку с предложением перераспределить часть властных полномочий в пользу Советов. Но эта записка во время обсуждения была отклонена большинством членов Политбюро. Что, кстати, лишний раз говорит о том, что у Сталина никакой диктаторской власти не было. Иосифу Виссарионовичу удалось вернуться к этому вопросу лишь в марте–апреле 1946 года на Пленуме ЦК, когда действительно был серьёзно переформатирован аппарат самого Центрального комитета, ликвидированы все отраслевые отделы (осталось только два отдела и два укрупненных управления — кадров и идеологической работы). Но дело в том, что эта реформа приводилась непоследовательно, и там случались откаты — например, в 1948 году, когда был, по сути, восстановлен отраслевой принцип управления. И в 1952 году на организационном Пленуме ЦК тоже были внесены ряд изменений. То есть, этот процесс не был таким однолинейным, как его представляют. Это первое. А второе — это событие Пленума, случившегося в октябре 1952 года сразу после съезда. О том, что там в действительности происходило, мы знаем только по отрывочным сведениям Владимира Никифоровича Малина, заведующего Общим отделом ЦК, который делал короткие пометки, а также из мемуаров ряда общественных деятелей, в том числе Константина Симонова, которого вы упоминали. Опять-таки, надо иметь ввиду, что мемуары — это очень противоречивый источник, которому в полной мере доверять нельзя. Кстати, на этом Пленуме вопрос перераспределения властных полномочий от партаппарата к Совмину не ставился. Понимаете, там зачастую все происходило без каких-либо формальных решений, а просто по факту. К примеру, если вы посмотрите документы, зафиксировавшие заседания Политбюро, а потом Президиума ЦК или Президиума Совмина, то вы увидите, что прежняя регулярность заседаний Политбюро была, по сути, ликвидирована, заседания стали проходить время от времени, а решения — приниматься путем опроса членов Политбюро. Но при этом заседания Президиума Совмина проводились на регулярной основе, под протоколы, и их количество значительно превосходило число заседаний Политбюро ЦК. Такой тихой сапой властные полномочия постепенно и перетекали от Политбюро к Президиуму Совета Министров. Но, заметьте, никакого формального решения по этому поводу не было принято. А по факту происходило то, что происходило.

— Сохранились свидетельства, что на октябрьском Пленуме 1952 года Сталин обрушился с критикой на двух своих верных соратников — Анастаса Микояна и Вячеслава Молотова, и что они, слушая это, сидели с «бледными, мертвыми лицами». Зачем вождю накануне своей смерти потребовалось загонять в опалу этих двух ключевых партийцев?

— Опять-таки, мы знаем об этом выступлении Сталина не по протокольной записи, а по воспоминаниям того же Симонова и некоторых других участников этого Пленума. А это отрывочные, прямо скажем, сведения. Я думаю, что случившееся могло быть связано с тем, что у Сталина не то что возникли, а накопились претензии к этим двум старейшим членам Политбюро ЦК. Скажем, к Молотову во многом из-за его супруги, Полины Жемчужиной, которая была связана с еврейскими националистами.

Здесь я сделаю небольшое отступление. Думаю, если бы не Сталин, то никакого государства Израиль, в принципе, не возникло бы. Советский вождь сыграл ключевую роль в том, что такая страна вообще появилась на политической карте мира. Более того, он всячески способствовал тому, чтобы израильское государство было вооружено — через греческих и чехословацких коммунистов. Вчерашним израильским боевикам активно поставлялись оружие, бронетехника, даже авиация. И после этого они отплатили Сталину черной неблагодарностью, переметнувшись под крыло Соединенных Штатов. Это сидело у него в памяти как заноза. Сталин, помогая строить израильскую государственность, очень рассчитывал, что эта страна станет верным союзником и помощником СССР. Тем более, что в Израиле к власти пришли, по сути, левые силы.

— Та же Голда Меир…

— И не только. Вспомним Давида Бен-Гуриона, который в прежние годы был лидером еврейского рабочего движения. Более того, есть информация, что в руководстве Израиля были не только агенты советских спецслужб, но и их прямые кадровые сотрудники, занявшие довольно высокие государственные посты. И вдруг они таким образом себя повели!

Плюс вспомним позицию Израиля по Палестине. Ведь было прямое решение Совбеза ООН о создании двух государств: Палестины и Израиля. Однако израильтяне, повинуясь интересам американцев, с самого начала стали проводить агрессивную политику по отношению к своим соседям и захватывать как раз те территории, которые по решению Совбеза должны были отойти к палестинцам.

На этом фоне шашни Полины Жемчужиной, супруги Молотова (урожденная Перл Соломоновна Карповская — прим. ред.) с Голдой Меир и другими представителями Израиля, которым она могла свободно выбалтывать все, что узнавала от своего мужа, выглядели очень некрасиво. За это Жемчужина впоследствии поплатилась арестом и ссылкой. Это первое обстоятельство, которое могло вызвать сталинские нападки на Молотова. Второе — это, конечно, деятельность Еврейского антифашистского комитета — прямо скажем, провокационная, которая оказалась тесно связанной с американской еврейской общиной (комитет, основанный во время под крылом Совинформбюро, был распущен, большинство его членов расстреляны в 1952 году, — прим. ред.). И еще одно немаловажное обстоятельство — после войны наши заокеанские партнёры начали активно продвигать идеи мондиализма (обычно под ним понимают проект установления мирового правительства). Сейчас слово мондиализм уже не в ходу, чаще говорят о глобализме. Американские евреи активно эту идею поддерживали. Отсюда в СССР возникла кампания по борьбе с космополитами и космополитизмом. Поэтому, говоря о Молотове, можно назвать множество факторов, которые способны были оказать влияние на настроения Сталина.

Теперь что касается Анастаса Микояна. Отношения с ним у Сталина тоже начали стремительно портиться вскоре после окончания войны. Во-первых, потому, что Микоян родственными узами был связан с Алексеем Кузнецовым, бывшим первым секретарем Ленинградского обкома КПСС, который был казнён в 1950-м году по «Ленинградскому делу» (его дочь Алла была замужем за сыном Микояна Серго). Во-вторых, Сталин достаточно хорошо знал Микояна и его природу. А Микоян был своего рода «редиской» — по сути дела, он никогда не являлся правоверным большевиком. Сталину была ведома эта сторона личности Анастаса Ивановича. Пик обострения их отношений — конец 1951-го и 1952 год, когда Сталин начал работать над своей последней книгой «Экономические проблемы социализма в СССР». И Микоян, в том числе в личных разговорах с вождём, не раз высказывал ему свои замечания и противоположные идеи. В связи с этим Сталин подозревал Микояна в правом уклоне, он его считал скрытым бухаринцем. Кстати, надо заметить, что уже после смерти Сталина Микоян отплатил ему той же монетой, когда, выступая на 20-м партийном съезде, отдельный фрагмент своей речи посвятил критике последней сталинской работы.

«Иосиф Виссарионович прекрасно понимал, что никто из его ближайшего круга стать вторым Сталиным не сможет»

— Некоторые историки полагают, что в марте 1953 года Сталин был убит. Как нам относиться к этой версии — насколько она правдоподобна? Мне припоминается, что когда-то вы вместе с журналистом Карауловым выступали за то, чтобы произвести эксгумацию сталинских останков.

— Нет, я, никогда не выступал с подобной идеей — хотя бы потому, что эксгумировать нечего. А что мы можем эксгумировать?

— А как же сталинский мозг, который хранится отдельно от захороненного тела?

— Да, мозг действительно хранится в отдельной колбе, в спиртовом растворе. Слушайте, даже если Сталин и вправду был отравлен, что это даёт нам для понимания исторических процессов? Да ничего.

— Ну что ж, 74 года, которые исполнились Сталину в декабре 1952 года, для середины XX века — довольно почтенный возраст.

— Дело даже не в возрасте, а в том, что Сталин давно страдал гипертонией. К тому же, в марте 1953 года с ним случился далеко не первый инсульт. А вот первый инсульт у вождя был зафиксирован ещё осенью 1945 года. Сталин довольно долго лечился от него — причем, не в Москве, а на Кавказе, и вернулся в столицу только в декабре 1945 года. Второй инсульт настиг Иосифа Виссарионовича в начале 1951 года, вероятно в феврале. Именно тогда было принято не имевшее аналогов решение, что на заседаниях Президиума и Бюро Президиума Совмина будут поочередно председательствовать, рассматривать рабочие вопросы и принимать все решения триумвират в составе Булганина, Берии и Маленкова. При этом все постановления и распоряжения Совмина продолжали публиковаться за подписью Сталина.

По поводу дальнейшего историки спорят — то ли у Сталина случился еще один, третий инсульт в промежутке между 1951-м и 1953-м, то ли третий удар случился как раз в ночь с 28 февраля на 1 марта на ближней даче в Кунцево. Кстати, официальное правительственное сообщение о произошедшем изначально содержало другую информацию — о том, что удар произошел в ночь на 2 марта на московской квартире, меж тем как это случилось практически сутками ранее. Но это не суть важно. Гораздо важнее, что когда это произошло той ночью, то «золотой час», обусловливающий дальнейшее выздоровление человека, был безнадёжно утерян. Реальную помощь ему оказали лишь утром следующего дня, а это значит, что он как минимум часов 12–14 находился без всякой медицинской помощи. И это предопределило его неизбежный уход. Врачи прибыли на дачу только в 9 часов утра 2 марта. Это были такие светила, как академики Мясников, Лукомский, Тареев. Они и поставили Сталину диагноз — тяжелейший геморрагический инсульт с кровоизлиянием в мозг. Это надо иметь ввиду: инсульт у Сталина протекал не в форме инфаркта мозга, а именно в форме кровоизлияния. Это два разных типа инсульта. Если инсульт происходит в форме инфаркта мозга, то человека ещё можно спасти. Более того, он может восстановиться, если поражена незначительная часть коры головного мозга. А вот когда лопается какой-то крупный сосуд и происходит кровоизлияние в мозг, то, как правило, человек умирает.

О том, что могло спровоцировать эту трагедию, можно спорить до посинения. Быть может, какой-то яд вроде дикумарина, а, может, вполне естественный процесс давней болезни. Когда журналист Андрей Караулов и Ко начинают придумывать истории о том, как Сталину подсунули отравленную книгу, и он, слюнявя палец языком, начал перелистывать страницы — ну, не смешите вы мои тапки, ей-Богу! Это означает, что кому-то надо было пробраться на сталинскую дачу, выбрать книгу, которую Сталин собирался читать, и каждую ее страницу старательно смазать дикумарином? Да у вождя были десятки книг, которые он мог читать или просматривать одновременно — как тут угадаешь? Неужели всю библиотеку вымазали дикумарином?

— А то, что накануне смерти Сталина от него по разным обстоятельствам были удалены два ближайших человека — Николай Власик и Александр Поскребышев, не внушает никаких подозрений?

— Слушайте, ерунду не говорите! Николай Власик с 1946 года вообще не возглавлял личную охрану Сталина. Это миф. Власик был начальником Главного управления охраны МГБ СССР (до апреля 1952 года), которое отвечало за охрану всех высших должностных лиц. Внутри этого управления было два отдела — один занимался персонально охраной Сталина и обслуживанием мест его пребывания, а второй специализировался на охране остальных членов Политбюро и секретариата ЦК. Власик возглавлял именно это управление, и арестован он был за нецелевую растрату средств именно в рамках этого ведомства.  

То, что касается Александра Поскребышева — да, он был удален со своего поста казалось бы бессменного личного сталинского секретаря, но мне трудно сказать, по каким причинам. Историки до сих пор даже не могут точно установить, кто занял место Поскребышева. Называются разные фигуры — например, того же Владимира Чернухи или Владимира Малина. У нас нет документов, которые могли бы однозначно ответить на этот вопрос, а, значит, все остальное будет только в виде предположений.

— Был ли у Сталина преемник, которого он сам бы просил на это место? Обычно в этом качестве называют Пантелеймона Пономаренко…

— Я думаю, это тоже абсолютнейшая ерунда и выдумки. Начнем с того, что Сталин не собирался умирать. К тому же, вождь прекрасно понимал, что никто из его ближайшего круга стать вторым Сталиным не сможет. Поэтому был расчет на то, что ближайшие соратники Сталина создадут какой-то новый режим власти — тот самый, который впоследствии получил название «коллективного руководства». Кстати, Георгий Маленков, видимо, был автором этой конструкции, именно он продвигал ее в сталинском окружении, и Сталин, насколько мы можем судить, с ним соглашался. После смерти вождя Георгий Максимилианович был самым активным и последовательным проводником этой линии по созданию модели «коллективного руководства». Поэтому он добровольно, став главой правительства, отказался от поста секретаря ЦК — с тем, чтобы не концентрировать всю власть в своих руках. Более того, было принято специальное Постановление Президиума ЦК, запрещающее одновременно занимать высшие партийные и государственные посты. И Маленков этому следовал неукоснительно.

Однако, когда развернулась борьба за власть, прежде всего со стороны Лаврентия Берии, режим коллективного руководства начал подтачиваться. И Никита Хрущёв, который изначально был в лагере Берии, переметнулся на сторону его противников, когда Лаврентий Павлович слишком активно себя повел, постоянно посылая записки с инновациями буквально во всех сферах. До поры до времени это терпели. Но последней каплей стало противостояние внутри Президиума по вопросу строительства социализма в ГДР. Тогда Берия категорически выступил против, хотя большинство членов Президиума, прежде всего, Молотов, Булганин и Каганович ратовали за, быть может, лишь с небольшим снижением темпов этого строительства. И здесь случился конфликт. Хрущев, будучи опытным интриганом, понял, что большинство за противниками Берии, поэтому он переметнулся в этот лагерь. В итоге, партаппарат справился с Берией, который был арестован и вскоре расстрелян. Дальше сложилась уникальная ситуация: Хрущев понял, что, раз они справились с Берией, то с Маленковым он справится на ать-два. Тем более, что на тот момент Никита Сергеевич был единственным, кто одновременно совмещал должности члена Президиума и Секретариата ЦК. По факту именно он вел заседания Секретариата и являлся для всей партийной номенклатуры реальным вождем. Все это он потом успешно трансформировал в пост Первого секретаря ЦК КПСС — до него эта должность даже не была узаконена в партийном уставе (впрочем, как и должность генсека). До этого Хрущев занимал пост секретаря ЦК по общим вопросам.

Однако на сентябрьском Пленуме 1953 года было внесено предложение о создании поста Первого секретаря. Причем, внес это предложение сам Маленков, хотя в повестке дня этот вопрос вообще не значился. Однако на второй день работы Пленума к Маленкову подошёл Булганин и сказал: «Георгий Максимилианович, есть мнение вынести данный вопрос на голосование». Маленков начал было возражать, ссылаясь на отсутствие такого пункта в повестке, но Булганин парировал: «Если вы этого не сделаете, тогда я внесу это предложение сам». Маленков понял, что он в меньшинстве, и, чтобы не обострять ситуацию, всё-таки выполнил данную просьбу. И когда Хрущев на законных основаниях получил пост Первого секретаря, тут же все в нем признали официального лидера партии. А надо иметь ввиду, что примерно две трети состава ЦК составляли именно первые секретари партийных комитетов — республиканского, краевого и областного уровней. Была и значительная часть членов Совмина — министров, зампредов, но все-таки костяк ЦК образовывали ли руководящие партийные работники. Именно на них Хрущёв и стал опираться в дальнейшей борьбе за власть.

— Нужны ли сейчас нашей стране памятники Сталину, на ваш взгляд?

— Что значит сейчас? Я считаю, что памятники Сталину, в принципе, должны стоять в крупных городах нашей страны. Поскольку это действительно один из самых выдающихся деятелей не только отечественной, но и мировой истории. Только за то, что Сталин был Верховным главнокомандующим и руководителем страны в годы Второй мировой войны, он достоин монумента. Я знаю, что в Ливадии, в Крыму водружен памятник вождю — правда, это композиция из трёх фигур — лидеров антигитлеровской коалиции: Сталина, Рузвельта и Черчилля. Полагаю, что, по меньшей мере, в Ленинграде, Москве, Сталинграде и других крупных городах монументы Сталину должны обязательно появиться.

Вспомните: когда большевики пришли к власти, ряд памятников Российской империи, не обладавших высокой художественной ценностью, они снесли. Однако памятники многим «царским сатрапам» и самим императорам остались. Я уж не говорю о Медном всаднике Фальконе, но конная статуя Николая I тоже никуда не делась и по-прежнему украшает собой Исаакиевскую площадь в Санкт-Петербурге. И это «Николаю Палкину», врагу всего революционного движения! Однако у большевиков хватило ума не сносить это произведение монументального искусства. Это наша история, так почему же мы должны от нее отказываться? Почему мы должны бояться установки памятников Сталину?

На мой взгляд, Сталин сыграл гораздо более положительную роль в истории нашей страны, да и всего человечества, чем многие из тех, кому сегодня стоят памятники. Яркий пример — Ельцин Центр. Одному из разрушителей страны, виновнику гибели миллионов людей — в прямом, а не в переносном смысле — у нас до сих пор красуются монументы плюс открыт целый Ельцин  Центр с филиалами! Это какой-то абсурд. А тому, кто созидал государство, сделал его супердержавой, памятников нет! Ведь это же было впервые в истории России! Я не знаю, будет ли у нас еще такой взлет. При всех промахах, просчётах и даже преступлениях советской власти страна все эти годы динамично развивалась, преодолела самые тяжёлые периоды своей истории, вошла в ранг великой державы, на которую ориентировалось две трети мира! Постоянно шел рост населения, благосостояния. Мы ни минуты не топтались на месте и были уважаемы во всем мире. А те, кто нас не уважал — боялись даже рта раскрыть, не говоря уже о том, чтобы сколачивать против нас какие-то коалиции. Так неужели человек, которому мы всем этим обязаны, не достоин благодарной памяти потомков?

Ссылка на первоисточник