В современной политической дискуссии в России наиболее часто упоминаются либералы. Причем для одних это явление отрицательное, ведущее чуть ли не к разложению общества. Такое понимание можно встретить в тексте сторонников державно-националистической ориентации, а также в высказываниях церковных иерархов. Для других с либералами связан наиболее приемлемый вариант развития российского общества.
Вообще-то, с понятием «либерал», «либерализм» можно ознакомиться в любом политическом словаре в Интернете, и пускаться в рассуждения, что это такое на самом деле, нет смысла. Другое дело, что в практике политической жизни России весьма часто наблюдается подмена понятий. Эта тенденция тянется еще с советских времен, породивших один из самых остроумных анекдотов: человек приходит к врачу и спрашивает, что с ним происходит – говорит одно, думает другое, поступает по-третьему. Ответ врача: от марксизма-ленинизма не лечим.
Так и с сегодняшним либерализмом. Его критикуют за одно, подразумевая при этом совсем иное. И наоборот, в либерализме видят некую панацею в решении проблем, существующих в обществе.
Такой разнобой объясняется не только односторонним пониманием либерализма, но и тем, что существует достаточно много толкований либерализма и сторонников таких толкований. По этой причине стоит упомянуть наиболее заметные из них, чтобы было понятно, с чем и с кем имеешь дело.
Это прежде всего либеральный фундаментализм. Его сторонники связывают либерализм с капитализмом, и свое предназначение видят в том, чтобы заставить людей полюбить этот капитализм, убедить их в его преимуществах. Кто регулярно слушает «Эхо Москвы», легко догадается, о ком идет речь.
Наиболее распространенный вариант либерализма – экономический. В Европе его предпочитают называть неолиберализмом. Его сторонники полагают, что следует предоставить полную свободу рыночным отношениям, основанным на конкуренции, и он сам по себе расставит все по нужным местам: обеспечит здоровое развитие экономики, произведет для общества нужное число товаров и услуг, создаст предпосылки для обстановки процветания. При этом государство должно по минимуму вмешиваться в экономический процесс, ограничиваясь в основном ролью ночного сторожа. Наиболее активно эту позицию представляет – Андрей Илларионов.
В теледебатах порой можно услышать суждения тех, кто в первую очередь сосредотачивает внимание на частной собственности, соблюдении законности и порядка. Для них предпочтительнее формирование некоего сословия домовладельцев, предпочитающих ограничивать приезд в страну чужеземцев, а тем более людей другой веры или другого цвета кожи. Эту позицию можно охарактеризовать как консервативный либерализм.
Существует большая группа сторонников правового либерализма, которые видят основу здорового существования общества в строгом соблюдении законов всеми – и теми, кто у власти, и теми, кто в оппозиции. Без обеспечения такого правила общество заходит в авторитарный тупик, что с их точки зрения и происходит в современной России. Сторонниками этого подхода можно назвать представителей незарегистрированной партии ПАРНАС и Республиканской партии.
Наконец, существует и социальный либерализм. Его сторонники допускают существование активной роли государства в решение социальных вопросов, критикуют российских «олигархов», выходят на улицы с требованиями защиты элементарных прав человека. Их сторонники находятся в основном в партии «Яблоко».
Как видим, как в той же Греции из старого кинофильма – в России все есть. В том числе и либералы, хотя, конечно же, их разделение по понятийным полочкам носит несколько условный характер. Скажем, если спросить сегодня Михаила Прохорова с его замыслом создать массовую партию, а какой либерализм для него более предпочтителен, он вряд ли укажет точный адрес.
Между тем, у современных либералов есть возможность впираться на основательно разработанные традиции либерального правового строя. Партия конституционных демократов была одной из самых влиятельных в дореволюционной России, в неё входили опытнейшие юристы, адвокаты, университетские профессора, деятели земского движения. Её возглавлял один из образованнейших политиков того времени (автор пятитомного сочинения о русской культуре) Павел Милюков, в её рядах находился автор учения о ноосфере академик Вернадский.
Партия принимала участие в выборах в Учредительное собрание, первое заседание которого разогнали большевики в январе 1918 г., и тут же прикрыли партию кадетов, внедряя в сознание советских граждан представление о ней как о кучке злобных буржуев (первое, что я услышал о ней в моем рязанском детстве 30-х годов, это что-то вроде присказки: «Кадет на палочку надет).
Любопытно, что попытки внедрить некоторые либеральные принципы в российскую жизнь просматриваются с давних пор. Никто иной как принцесса из захудалого немецкого герцогства, взойдя на престол в 1762 г. и приняв имя императрицы российской державы Екатерины II, помимо прочего знакомилась с «Духом законов» Монтескье – этим основополагающим трудом либерализма – рассматривающим способы обеспечения свободы в обществе с помощью механизмов разделения властей. Мне приходилось встречать в исторических хрониках упоминание о том, что Екатерина даже переводила этот текст на русский язык. Представил себе, как эта деятельная женщина после очередных любовных утех то с моим однофамильцем, то с князем Потемкиным, садилась за книгу и прилежно переводила на русский размышления ученого француза с тем, чтобы ознакомить с ними своих российских подданных, вовсе при этом не предполагая, что дело может дойти до революции, как это произошло в той же Франции чуть позже.
Примечательно, что сегодня общество волнует именно эта проблема: как заставить нынешние власти, не прибегая к методам насилия, соблюдать принципы разделения властей на основе строгого выполнения правил демократии и, следовательно, отказаться от полного контроля над политическим процессом. Российское общество стоит на пороге поистине исторического решения – добиться наконец того, чтобы порядок чередования у власти происходит с соблюдением честных и прозрачных демократических процедур.
Требование носит по своей сути либеральный, правовой характер. Примечательно, что, согласно опросам Левада-центра, 70% пришедших на митинг на проспекте Сахарова 24 декабря были сторонниками либеральных взглядов.
Одним словом, буквально на наших глазах разворачивается этот исторический сценарий, исход которого никто не может предугадать. Согласятся ли власти на реальные уступки, а не на мнимые? В каком варианте возможен диалог с властями? Кто будет представлять оппозиционную сторону? Каковы масштабы поддержки переговорщиков? И что произойдет, если возможность диалога будет не реализована, и дело пойдет уже по другому сценарию?
При ответе на эти вопросы, связанные не только с честными процедурами чередования у власти, но и с изменениями в самой структуре власти – от президентской к президентско-парламентской, нам придется остановиться на такой ключевой проблеме политической культуры общества как способность к компромиссу. Российская тысячелетняя история свидетельствует о том, что и власти, и общество всегда были склонны к конфронтационному способу решения проблем. Вспомним, какие надежды на революцию возлагало российское общество в начале ХХ века, по-разному её понимая.
Слова из «Песни о буревестнике» М. Горького: «Буря! Пусть сильнее грянет буря!» воспринимались с восторгом, как призыв к действию, к переменам. Когда Ульянов-Ленин прибыл в Петроград на второй месяц мирно протекавшей Февральской революции 3 апреля 1917 г. и заявил о необходимости перерастания «буржуазной революции в социалистическую», его поддержала значительная часть левой интеллигенции. Предупреждение Плеханова, что такое заявление ничто иное как «бред», что необходимо проводить компромиссную политику с буржуазными партиями в рамках Временного правительства, практически осталось незамеченным в левых кругах.
Весьма отрадным представляется то, что сегодня общество, кроме кучки безответственных экстремистов, не желает революции как способа решения проблем. Общество созрело до понимания того, что оно может дальше существовать и развиваться только при условии демократического контроля над деятельностью демократически избранных властей на разных уровнях. Вместе с тем оно поставлено перед проблемой – как это осуществить, имея перед собой корпорацию силовых структур с их соответствующим опытом прошлых времен.
Но даже если проблемы свободного демократического волеизъявления будут решены и состоятся выборы в новые представительные органы власти с участием всех демократически настроенных партий, снова встанет все та же проблема компромисса уже тех партий, которые получат доверие избирателей. И она коснется прежде всего тех партий, которые стоят на либеральных позициях.
Можно предположить, что многие избиратели не поддержат призыв либерального фундаментализма полюбить капитализм, тем более в его нынешнем во многом извращенном виде. Как и призыв неолибералов до предела ограничить вмешательство государства в экономику, ибо на нынешнем этапе беднейшие слои населения могут существовать при существенной поддержке государства и прежде всего через пенсионную политику.
Но даже при условии, что экономика выйдет из состояния дикого капитализма, все равно останется проблема согласования интересов различных социальных групп и прежде всего интересов предпринимательства и тех, кто работает на предприятиях у этих предпринимателей.
В Европе это противоречие интересов (больше прибыли – больше заработной платы) решается через механизмы социального партнерства. Интересы наемных работников в этом партнерстве представляют профсоюзы и партии социал-демократической ориентации. Относительная стабильность, которая длится в Европе уже более шести десятков лет, обязана существованию именно этих механизмов при всем при том, что справляются с реализацией этих механизмов в разных странах по-разному.
Мы в этом вопросе тоже идем своим путем. Со стороны либеральных фундаменталистов в свое время прозвучал своеобразный призыв: как увидите социал-демократа, так бегите от него как существа, от которого нельзя ждать ничего хорошего.
Фактически в том же ключе и даже более обобщенно выступает известная публицистка из «Новой газеты», полагающая, что все проблемы, которые свалились ныне на Европу, связаны именно с деятельностью социал-демократов.
За этими суждениями скрывается непонимание того, что страны, добившиеся либеральных свобод и в политике, и в экономике, в условиях рыночной системы с её разнонаправленностью интересов просто обречены на компромисс. И дело в том, насколько умело и успешно реализуется политика такого компромисса.
В самое последнее время существенно меняется социальная структура общества. Перестало существовать упрощенное разделение на частных предпринимателей – эксплуататоров и пролетариев – эксплуатируемых. Усложнилась и специфика труда, связанная в недавнем прошлом с существованием больших трудовых коллективов. Все это ставит прежде всего социал-демократию перед необходимостью вырабатывать новые подходы. Кому-то это удается, кому-то не очень. Но главная проблема существования различных интересов остается, и решать её придется опять же на основе компромисса. А как назвать партию, отражающую интересы наемных трудящихся и социально-зависимых, это уже дело вторичное.
Кстати, у тех же либералов конфронтационной ориентации существует убеждение, что социал-демократы умеют только отбирать у богатых и делить между бедными. Что это всего-навсего своего рода собез. Ошибочное представление. В свое время мне довелось присутствовать на защите докторской диссертации, посвященной социальной политике Муссолини. Факты, которые приводил диссертант, привели присутствующих в смущение. Получалось, что при фашизме социальная политика на порядок выше, чем в тогдашнем Советском Союзе. Как же так? Кровавый варварский насильственный режим – и вдруг такое. При этом мне как германисту было известно, что социальная политика при Гитлере также была не хуже.
Все дело в том, что правители тоталитарных режимов ценой достаточно развитой социальной политики заставляют население смириться со своим бесправным положением в области политики. Так было, кстати, и при режиме Каддафи, который также тратил средства на социальную политику.
Принципиальное отличие социал-демократии: она тесно увязывает социальную политику с демократией. В её основных ценностях на первом месте стоит свобода. И это не лозунг, не пустые слова. Ни в одной стране, где к власти приходили социал-демократы, демократия не ущемлялась, а по возможности расширялась («больше демократии» – с таким лозунгом шли В. Брандт и его партия на выборах в 1969 г.).
Я это все к тому, что после решения общенациональной задачи обеспечения подлинной демократии в стране и создания новой президентско-парламентской властной структуры, в чем сторонники либерализма выполняют на данном этапе заглавную роль, встанет вопрос о взаимоотношениях вновь избранных партий как на уровне общероссийского парламента и президентства, так и в регионах. И тут предстоит решать взаимоотношения между новыми субъектами политической власти на основе компромисса, к чему должны быть готовы и сторонники либерализма, и сторонники левых партий, стоящих на позициях безусловного соблюдения правил демократии.
Как будет вырисовываться новая партийная структура? Будет ли создана единая либеральная партия? Или возникнет новая общедемократическая партия с либеральной подосновой? Как поведут себя левые? Смогут ли и они создать единую левую, но, безусловно, демократическую партию? Вопросы, на которые сегодня трудно ответить.
Но отвечать на них все равно придется. В том числе и либералам. В самом начале 90-х годов демократы, покончив с советским тоталитарным режимом, и прежде всего либеральная, околодиссидентская часть общества, полагали, что вступают в фазу свободного демократического развития вместе с рыночной экономикой и на основе частной собственности. Никто не предполагал, что окажется в ситуации дикого капитализма с его выходом в авторитарную для общества ловушку. Как говорится, шли в одну комнату, попали в другую.
Хотелось бы, чтобы из всего этого был бы извлечен урок. Не надо революций. Но не надо и наивных представлений о том, что в условиях демократических свобод все рассосется само собой. Нас ждут трудные времена. Но это уже времена не загнивания, а созидания, развития. Время самореализации свободной личности в свободной стране.
Свежие комментарии